Веселовский Борис Владимирович
Скрытая биография

(ОТРЫВОК)

К 7 ноября 1941 г. в сорокаградусный мороз в Москву пришли сибирские части. Был проведен парад войск на Красной площади. Отсюда войска ушли на передний край обороны Москвы. Страшный холод был удобным моментом для нанесения удара по фашистам. Стояли густые туманы. Наступление наших частей началось без участия авиации.

В эти дни на Ленинградском фронте немцы заняли город Тихвин, стремясь замкнуть второе кольцо блокады. Нашему полку был дан приказ вылетать на Ленинградский фронт.

14 ноября в тридцатиградусный мороз мы вылетели из Монино. Заночевали на аэродроме в Рыбинске. На другой день прибыли на аэродром у деревни Матурино, около города Череповца. Далее в сторону Ленинграда аэродромов не было. Неподалеку от станции Бабаеве, у села Володино, расчистили полосу, пригодную для полетов. Нашему полку присвоили 740-й номер и придали 148-й дивизии ПВО, которой командовал генерал Король.

Капитал Леонид Горячко был назначен командиром 1-й эскадрильи. Меня назначили командиром звена во 2-й эскадрилье капитана Токарева. Нашей задачей была оборона железной дороги на участке Череповец – Бабаеве – Тихвин и всех примыкающих населенных пунктов. В обязанности полка входил перехват немецких самолетов-разведчиков. Они появлялись на большой высоте и шли вдоль железной дороги, фотографируя перевозки по этой единственной железнодорожной магистрали к блокадному Ленинграду.

Для успешного выполнения поставленных задач полк был рассредоточен. 1-я эскадрилья перелетела на аэродром у Володино, ближе к Тихвину. Наша эскадрилья осталась в Матурино. Работали ежедневно, вылетая по одному. Взлетевший истребитель занимал указанную зону над железной дорогой. Таким образом, вся дорога от Тихвина до Череповца была прикрыта истребителями нашего полка. Участок от Череповца до Вологды прикрывался другим полком. На территории всей нашей зоны ответственности располагались посты ВНОС (воздушного наблюдения, оповещения и связи), оснащенные звукоуловителями с раструбами, как у граммофона. Наш начальник штаба майор Фатюшенко постоянно имел с ними связь. Посты сообщали о появившемся самолете или о его звуке.

На наших самолетах были установлены радиостанции. Мы получили возможность переговариваться в воздухе и держать связь с командным пунктом. Правда, радиостанции РСИ-УЗМ часто отказывали, а обнаружить разведчика на большой высоте в облачную погоду без радионаведения – задача чрезвычайно сложная.

Патрулирование и перехват в одиночку также осложняли задачу. Вести бой с тремя бомбардировщиками или с одним разведчиком на большой высоте одному истребителю тяжело: у бомбардировщика подходы к нему со всех сторон прикрыты спаренными пулеметами. На немецких самолетах-разведчиках летали опытные пилоты и стрелки. Нередко разведчик уходил, а наш истребитель возвращался подбитый, изрешеченный пулеметным огнем. У нас было много боевых вылетов, а сбитых фашистов мало. Но поставленная задача выполнялась. Возможность нанесения бомбовых ударов по железной дороге и населенным пунктам была исключена. Каждую попытку разведки с больших высот мы пресекали, однако нередко ценой потерь. Погибли Иван Маркин из 1-й эскадрильи, Толя Сорокин из 2-й. Комиссар 1-й эскадрильи Алексей Годовиков вступил в бой с тремя бомбардировщиками. Израсходовав весь боекомплект, таранил бомбардировщик, при этом погиб.

Хоронили Алексея в Череповце. Прикрывая процессию с воздуха, я видел нескончаемую колонну жителей города, следовавших за гробом. Алексею Николаевичу Годовикову было присвоено звание Героя Советского Союза посмертно.

В феврале 1942 года Тихвин был освобожден. Отступая на Будогощь по единственной дороге через болотистую лесистую местность, немцы понесли огромные потери, причем в основном от нашей авиации.

Тихвинская группа немецких войск была уничтожена, тем не менее полеты разведчиков участились. Двух из них сбил капитан Токарев, по одному – Миша Горлов, Леонид Горячко и Коля Денчик. В начале марта пришел приказ о присвоении звания лейтенант Михаилу Горлову и мне. В газете мы прочитали Указ Верховного Совета СССР о награждении орденом Ленина Лени Горячко и орденом Красного Знамени меня. В этом месяце Леня чуть было не погиб. Он посадил изрешеченный, с отказавшим двигателем истребитель на фюзеляж в лесистой местности.

Однажды в солнечный, морозный день на высоте около 9000 метров я быстро настиг разведчика. Зайдя ему точно в хвост, – а это одно из удобных положений, когда стрелку вести огонь мешает его же хвостовое оперение, – я с близкой дистанции нажал на гашетку пулеметов. Огня не последовало. Решил продолжать сближение и рубить винтом хвост самолета. Когда до него оставалось метров пятнадцать, хвостовое оперение резко ушло влево и тут же две струи пулевых трасс впились в носовую часть моей машины – это результат противотаранного маневра, выполненного немецким летчиком и позволившего стрелку открыть огонь. Впоследствии выяснилось, что, неся потери от таранных ударов, немцы разработали противотаранные маневры. Этого я еще не знал. Меня обдало горячими брызгами воды и масла – кабину заполнил пар, ничего не стало видно. Я резко отвернул вправо, уходя от прицельного огня, отодвинул фонарь кабины – стало видно небо и большое белое облако. Оно образовалось от выброса из разорванной рубашки моего двигателя горячей, более ста градусов, жидкости в атмосферу, где температура воздуха была минус сорок. Посты наблюдения по облаку решили, что истребитель врезался в разведчика. Так и доложили командованию. А «хейнкель» тем временем уходил, я же быстро терял высоту.

Внизу безлюдная лесистая местность и пятна заснеженных полян. В стороне показалась извилистая нить железной дороги. Направил машину ближе к ней. Мысль покинуть самолет с парашютом не приходила в голову. Все внимание – на спасение истребителя. Не только шасси, но и закрылки решил не выпускать – они первыми коснутся земли и будут сорваны. С небольшой высоты заметил деревушку. Возле нее – два поля, разделенных перемычкой леса. Планируя, зашел так, чтобы в случае неудачи на первом Поле произвести посадку на втором. Выключил зажигание и бензокран, уперся левой рукой в основание прицела, чтобы не удариться головой о приборную доску при приземлении.

К земле подошел на минимальной скорости, но машина неслась в полуметре от земли над заснеженным полем и никак не садилась. Только на втором поле машина коснулась брюхом снежного покрова. В конце пробега (скольжения по снегу) машина наткнулась на какое-то препятствие. Хвост поднялся, и его занесло в сторону, меня ударило обо что-то головой. Я потерял сознание. Когда очнулся, увидел кровь на руках, она струйками стекала с лица.

Расстегнув привязные ремни и замок парашюта, я выбрался на крыло. Взгляд упал на широкую борозду, пропаханную самолетом, метрах в пятнадцати из-под снега торчал стабилизатор реактивного снаряда (PC). От увиденного меня бросило в жар. Под каждым крылом моего истребителя висело по три PC! Они приняли первый удар при посадке, оторвались, но не взорвались.

Я совсем забыл о них, уделяя все внимание вынужденной посадке, иначе воспользовался бы парашютом. Потом мне говорили, что родился в рубашке. Со стороны деревушки приближались лыжники. Подъехав, один из них вскинул винтовку и скомандовал:

– Руки вверх!

– Да вы что? Я же свой, русский!

– Не бреши, фашист! Мы видели, как наш ястребок врезался тебе в хвост!

– Да вы посмотрите на самолет! Разве фашисты на своих самолетах рисуют красные звезды?

Наконец крестьяне признали во мне своего и помогли добраться до деревни.

Волею судьбы случилось так, что с другой стороны деревни месяц назад упал Толя Сорокин, врезавшись своим истребителем в заболоченный берег речушки. Там стояла высокая тренога, с помощью которой техники тщетно пытались хоть что-то извлечь от глубоко ушедшего в болото самолета. К вечеру за мной прилетел самолет У-2. Виновато, неловко чувствовал я себя в эти дни. Друзья меня подбадривали. Оказалось, что разведчика, сбившего меня, в своей зоне перехватил и сбил мой друг Леня Горячко.

Снова начав боевую работу на другой машине, я вновь обрел себя в коллективе эскадрильи. Теперь на перехват вражеских разведчиков мы вылетали парами. Приказом по полку меня наградили денежной премией – 5000 рублей.

К весне 1942 года наши потери оказались весьма значительными. Оставшиеся летчики были объединены в одну эскадрилью. Пришлось чаще дежурить на земле и в воздухе. Полк пополнялся прибывающими из разных мест летчиками, имевшими боевой опыт. Отыскивали летчиков и в местах заключения, осужденных еще в мирное время. Среди них был Олег Чумаков, с которым я служил в Каунасе. За месяц до начала войны он был осужден на пять лет лишения свободы. Худого и ослабленного, с лицом землистого цвета увидели мы его. Он скоро поправился, вошел в строй и начал боевую работу. Наш командир эскадрильи Иван Николаевич Токарев получил новое назначение – командиром полка под Мурманск.

Эскадрильей стал командовать Саша Анюточкин. Меня назначили его заместителем. Теперь мне пришлось вылетать парой с разными летчиками – Колей Денчиком, Сашей Кобзаревым, Мишей Горловым. Довольно часто мы летали с Леней Горячко. «Мигов» осталось мало, да и ресурс их исчерпывался. Мы стали получать американские истребители «киттихаук».

То, что мы стали летать парами на перехват разведчиков, сказалось на результатах. Потери наши уменьшились. Несколько самолетов-разведчиков сбил я с Леней Горячко. Запомнился один из вылетов на перехват парой. Леня взлетел на «миге», я на «киттихауке». «Миг» набирал высоту быстрее. Первым атаковал вражеского разведчика на высоте около 9000 метров Леонид. Я находился немного ниже. Немец, очевидно, меня не видел. Пытаясь уйти от огня «мига» пикированием, он снижался в мою сторону, прямо под огонь моих пулеметов.

«Юнкерс» приземлился на пахоте у деревни Хвойная, южнее Бокситогорска. Его экипаж погиб, не успев взорвать радиолокационную установку в фюзеляже. Так впервые были получены данные о применении немцами радиолокаторов на самолетах. Нам объявили благодарность и наградили нас ценными подарками.

Однако немцы пытались на больших высотах с разных сторон прорваться к железной дороге, несмотря на потери, стремились вскрыть состояние перевозок на Ленинград.

В начале мая 1942 года на наш аэродром прилетел транспортный самолет. Было приказано отправить на нем меня и Леню Горячко в Москву для получения наград. Награждение состоялось 5 мая в Кремле. Председатель Президиума Верховного Совета СССР Михаил Иванович Калинин вручил Лене Горячко орден Ленина, мне – орден Красного Знамени. Кроме нас были награждены еще 34 летчика с других фронтов. На память нас сфотографировали.

Я успел забежать домой – сведений о Наташе не было.